Один шаг между жизнью и смертью - Страница 34

Юрий рассмеялся. Оказывается, он уже забыл, насколько это безнадежная затея – спорить с Цыбой.

– Сейчас, – сказал он и сунул сигарету в пепельницу. – Побреюсь только.

Скобля щеки безопасной бритвой, он слушал доносившийся из комнаты веселый голос Арцыбашева, который рассказывал, как он проснулся наутро после их совместной пьянки, и как у него трещала башка, и что сказала ему Алена, и как он по совету Юрия нашел тонкую стальную проволочку и привязывал копье к рукавице железного болвана и чуть было снова не получил по кумполу… Невнимательно вслушиваясь в эту болтовню, он пытался угадать, зачем явился Цыба. Может быть, он все-таки слышал их разговор с Аленой и пришел намекнуть, что для Филарета будет лучше исчезнуть и больше никогда не омрачать своим присутствием горизонт его семейного счастья? Или он просто соскучился по человеку, с которым можно поболтать, не опасаясь последствий, губительных для бизнеса? Да нет, что-то непохоже… Он ведь прямо сказал, что пришел по делу. Какое дело может быть у банкира Арцыбашева к таксисту Филатову?

Так и не найдя ответа, он опрыскал щеки и шею одеколоном из отцовского пульверизатора с оплетенной нитяной сеточкой резиновой грушей на длинном гибком шланге и вышел из ванной. Стоило ему войти в комнату, как Цыба прервал свою речь на полуслове и подозрительно повел носом.

– Подожди, подожди, – забормотал он, принюхиваясь. – Точно! Чтоб я сдох, если это не “Русский лес”!

– Допустим, – сдержанно сказал Юрий. “Черт возьми, – с легким раздражением подумал он, – сколько можно тыкать меня носом в дерьмо? Что я ему – мальчишка?"

Он с мстительным удовольствием натянул потертые джинсы и чистую голубую рубашку, понимая, что ведет себя вот именно как мальчишка. Глядя, как он одевается, Арцыбашев слегка поморщился и вздохнул, но промолчал.

– Я готов, – сказал Юрий, кладя сигареты в карман рубашки. – Ключ от машины брать?

– Боже сохрани! – воскликнул Арцыбашев и криво перекрестился левой рукой. – Поедем на моей.., если ты, конечно, не возражаешь.

Черный “ягуар” стоял у подъезда, весело сверкая отполированными выпуклостями и округлостями – у этой машины, похоже, не было ни одной ровной плоскости. Вокруг “ягуара” уже собралась стайка ребятишек, хотя и не такая большая, как та, что могла бы сбежаться поглазеть на заграничное диво лет двадцать назад. Арцыбашев сказал им “кыш, пернатые”, торопливо отпер дверцу и поспешно нырнул в пахнущий натуральной кожей салон.

– Черт-те что, – признался он Юрию, вставляя ключ в замок зажигания. – Иду по твоему двору, и все время хочется пригнуться. Все кажется, что вот-вот кто-нибудь окликнет.

– Ну и что? – удивился Юрий. – У тебя что, совесть нечиста?

– А черт ее знает, – после короткой паузы ответил Арцыбашев и запустил двигатель. – Может, и нечиста. У нас с тобой, старик, наступил такой возраст, когда чувство вины становится основным… И это особенно заметно, когда возвращаешься на свои старые места. Недаром говорят, что возвращаться – плохая примета. Скажешь, не так?

– Так, – помолчав, согласился Юрий. Сдержанно клокоча мощным мотором, “ягуар” мягко выкатился на улицу. Арцыбашев вел машину небрежно, почти не глядя по сторонам, словно не на автомобиле ехал, а прогуливался пешочком по пустой аллее парка. Юрий позавидовал ему. Он водил такси уже четвертый месяц, но все еще не мог заново привыкнуть к бешеному ритму и сутолоке московских улиц и площадей. “Еще бы, – подумал он. – Это тебе не на БМП по полю гонять и не на танке сквозь стены”.

Кафе называлось “У Марины” и располагалось в полуподвальном этаже старинного особнячка. Над входом в полуподвал, безуспешно соперничая с солнечным светом, мигала неоновая вывеска, из наклонной трубы лестничного пролета тянуло вкусными запахами пищи и свежемолотого кофе. Внутри оказалось полутемно, совершенно пусто и неожиданно уютно. Арцыбашев, руководствуясь какими-то одному ему известными приметами, выбрал столик, усадил Юрия, сел сам и немедленно принялся играть с выключателем укрепленного на стене над столиком бра. Этот прием сработал, и менее чем через минуту возле них возникла имевшая заспанный вид официантка в кокетливо сдвинутой набекрень белой наколке. Сдерживая зевоту, она приняла заказ и удалилась.

– А здесь симпатично, – сказал Юрий.

– Тошниловка, – коротко ответил Арцыбашев. – Тараканья дыра, но готовят так, что пальчики оближешь. Только на этом и держатся, а так…

Он не договорил, потому что снова появилась официантка и принялась сервировать столик. Сервировка действительно была весьма условной, но Юрия это вполне устраивало: он не имел ни малейшего желания мучиться, припоминая тонкости этикета, которых никогда не знал.

Чтобы скоротать время, они закурили, и Арцыбашев снова принялся нести какую-то околесицу. Слушать его было приятно, поскольку трепался он, как всегда, умело и даже интересно. Но это было не то, ради чего он притащил Юрия в эту забегаловку.

Юрий уже открыл было рот, чтобы поинтересоваться, что все это значит, но тут принесли их заказ: салаты и запеченное в горшочках мясо с грибами. Мясо испускало гипнотический аромат, противостоять которому не было никакой возможности, и Юрий как-то сразу вспомнил, что уже несколько месяцев питается от случая к случаю и всухомятку.

Разговор на время прервался, а когда вилка в руке Юрия заскребла по дну горшочка, в кафе вошел еще один посетитель.

* * *

Посетителей было двое, но второй, накачанный амбал лет двадцати пяти с круглой румяной ряшкой, поросячьими глазками и прической того фасона, который предпочитают омоновцы и их подопечные, настолько терялся на фоне своего спутника, что с первого взгляда было ясно: это телохранитель.